Но одно из них – особое, недалеко от пресс-бюро СВР на Остоженке. Мне было сказано: "Ты, конечно, и сам её выглядывай, но, в принципе, она знает, как ты выглядишь, подойдёт". Но как бы всё-таки и мне её первым заметить? Вглядываюсь в дам, проходящих за окном: она, не она?
Может, эта? Типаж вроде подходящий. Но она уже из другой эпохи. Вероятно, эта. Нет! Идёт мимо по каким-то своим делам. Кажется, она! Да! И сопровождение — ребята из пресс-службы разведки. Я их знаю. Теперь главное пароль не забыть. Воспользовались классикой: "У вас продается славянский шкаф?"
Разведчики объяснили, что лучше всего встречаться в тамбуре — там никто ничего не услышит.
Вообще-то я пароль назвал неправильный: пропустил то, что кровать "никелированная". Но мне простили и позволили воспроизвести обстоятельства одной из всего-то трех очных встреч, которые за десятилетия у неё были со связниками. Такие встречи — всегда риск: слишком много вокруг чужих глаз и ушей. Но она на этот риск шла, чтобы узнать, как там, в Союзе, дети.
- Было такое дело, что вам передавали рисунки от детей?
- Да. Похоже даже, вот это даже мои старшие писали, у меня есть дома открытки, письма, — говорит разведчица.
- Каково это, оставлять детей здесь в Союзе?
- Это самое трудное. Да, потом я стала разведчицей, но в первую очередь я — мать.
И во время войны, и после очень многие супружеские пары разведчиков-нелегалов предпочитали оставаться бездетными.
"Это твоя слабая точка. Мало ли какой прокол может случиться, а на этой слабой точке могут сыграть. Это чувство матери", — признается разведчица.
Но, как и радистка Кэт, наша героиня решилась. Ее старший появился на свет еще до отъезда из Союза. А второй — уже за рубежом.
- Людмила Ивановна, вы на каком языке рожали? Радистка Кэт закричала по-русски.
- На французском и на английском. Когда сказали вес – 5,5 килограмма — и рост — 55 сантиметров — врач не поверил.
- А вы сразу поняли, что сибиряк родился?
- Да, как только он голос подал.
Но радость от рождения сына омрачалась тем, что там приходилось говорить про первого, который оставался в СССР.
- Ваш второй ребенок появился за рубежом. Но врач же наверняка увидел, что у вас уже есть дети? А как же вы объяснили отсутствие первого ребенка?
- Приходилось говорить, что он погиб при родах, что делать…
Вскоре после её отъезда из СССР в одной газете на английском языке — но не в Англии — появилось, как и полагалось по тамошних законам, объявление, что такие-то люди под их тамошними именами заключили брак.
Личность её мужа – до сих пор государственная тайна. Но что всё-таки можно рассказать?
Там, где степь встречается с лесами, а леса — с горами, вот откуда они были оба. Познакомились на малой родине еще в ранней юности. А получилась пара разведчиков-нелегалов.
- Есть такой миф, что разведчиков-нелегалов подбирают по отдельности, а потом вызывает начальство и говорит: вот твой муж, вот твоя жена. Не так?
- Нет, мы с 16 лет знакомы с мужем. Я не знаю, как можно по приказу жениться, — признается Людмила Ивановна.
- То есть получается, что служба вышла на вашего супруга?
- Да.
- Потом посмотрела на вас и поняла, что вот она, готовая семейная пара, которую можно было бы уже подготовить?
- Да.
- Вы вместе обучались?
- Каким-то предметам — вместе, а вот языкам – раздельно. Когда ты ходишь под наружным наблюдением, раздельно, конечно. Допустим, он проходил по наружке и что-то должен был делать, а я выходила на маршрут и со стороны смотрела, кто за ним.
Вместе там они добились выдающихся результатов.
- А у вас какие награды?
- Орден Красной Звезды, медаль "За Отвагу". Кстати, не зря, думаю, ее заслужила.
Насколько мы поняли, орден дали за то, что они раздобыли некую секретную военную разработку, зарегистрировав некую компанию-посредника.
"Фирма, которую мы с мужем создали, до сих пор работает", — рассказала Людмила Ивановна.
- Эта штука, которую вы раздобыли, до сих пор на вооружении?
- Я думаю, да.
Рассуждения на эту тему нам предложили проиллюстрировать общими кадрами военных учений: что-то там всегда летает, движется, взрывается. Сама Людмила Ивановна не «колется» тем более. Объясняет разве вот что: «Мы берем все. Ни от чего не отказывались. Всё, что плохо лежало или даже хорошо лежало, но можно было взять, брали и отправляли, а Центр уже решал, кому это передать, кому это нужно, где можно использовать. Мы не знали».
- Для вас Центр — это была какая-то коллективная абстракция или это был конкретный человек, с которым вы работали?
- Мы были связаны только с одним представителем Центра — куратором, который нас знал. И мы с ним встречались. Всех остальных мы не видели, не знали.
- То есть такая внутри засекреченная служба, что вы даже не представляете, кто ваши коллеги?
- Нет.
Ещё они всё-таки знали Юрия Ивановича Дроздова, того, кто руководил всем Управлением "С", Службой нелегальной разведки, многие десятилетия, того, кто, привлекая самых опытных советчиков, лепил, ковал уже и из советских людей вездесущих иностранцев.
Из очевидного: отправляя советских девушек туда, нужно было их правильно одеть. Из заграничных резидентур в Москву шли чемоданы с несоветскими вещами.
- Я вас на улице увидел, у меня первая реакция была, что вы — иностранная туристка.
- Да? Значит, все-таки еще что-то сохранилось, что-то осталось, — говорит Людмила Ивановна.
- Вы помните, как Остоженка выглядела в советские годы? Ведь такая была пустая — ни кафе, ничего.
- Да.
- Когда вы, член партии, уехали на Запад, не разочаровались в марксизме-ленинизме на контрасте?
- Нет. Единственное что было, — я все сразу переводила на сына. Допустим, я могу купить клубнику в декабре, а у него ее нет. Ведь я из тех людей, которые войну пережили еще в школе, когда ничего не было. Я писала на газетных листочках сажей — чернил не было, сок свеклы добавляли. Поэтому закалка у нас с мужем, конечно, была мощная, нас не совратишь.
Возвращаемся в кафе и обсуждаем, что к правильному гардеробу нужна была и правильная легенда. Насколько мы поняли по тем словам, которые она до сих пор вставляет в русскую речь, "родным" для неё был французский.
Вуаля — и перед нами настоящая западная дама. Она могла оголять плечи. Ей повезло — ее советская прививка от оспы оказалась примерно того же размера, как у западников. Но зубы! Что было делать с зубами? Пломбы при всё-таки таком другом социализме и капитализме, ох, как отличались.
- Я вам расскажу, как я оказался на грани провала. Я — человек другой профессии, но тем не менее. В детстве /// Значит, я жил с родителями за рубежом и ходил там к стоматологу. Приезжаю в Москву. Заболел зуб. Пошел к стоматологу. Открываю рот, первая реакция нашего советского стоматолога: "Это вы за границей делали?!" Пломбы отличались.
- Да, отличались.
- Точно так же, как и советская стоматология. Вы, собираясь за рубеж, что с зубами делали?
- Нам ставили сразу.
- То есть здесь был специальный кабинет с западными лекарствами?
- Да, если надо было, просто в Центр сообщали.
А еще, похоже, в Центр, в Ясенево, надо было сообщать о тех вопросах, которые знакомые задавали в Москве, когда они оказывались здесь между командировками и, конечно же, встречали старых знакомых.
- Они замечали, что по-русски говорите с акцентом, одеты уже не так?
- Знали, что мы в МИДе работаем. Начали подозревать немножко после того, как у вас здесь показали фильм "Семнадцать мгновений весны", — вспоминает Людмила Ивановна.
Был момент, когда наша героиня Люда вернулась в СССР. Ее младший совсем не говорил на русском. "Я даже пользовалась тем, что меня воспринимали как иностранку с ребенком. Без очереди, когда были трудности с продуктами, пропускали", — вспоминает разведчица.
И еще из забавного о соприкосновении с советскими реалиями после долгого пребывания за рубежом. "Собрания партийные были, я от этого от всего уже отвыкла. А здесь мне непонятно было, когда какого-то человека разбирали, ругали. Я как-то возмутилась, встала и сказала, какое наше дело, зачем к нему лезем? Мне ответили, что потом все объяснят", — вспоминает разведчица.
Но дочь фронтовика, погибшего в Великую Отечественную, она явно считала, что на родине есть на что и закрыть глаза во имя того, что она считала высшей целью.
И где не проколоться так, как с ней случилось в пробный заезд за границу, когда в свой чемодан положила она нечто такое, что, как выяснилось, за границей было иным.
"Когда я разделась, чтобы померить одну вещь, сразу стало ясно, что я русская", — говорит Людмила Ивановна.
- Нижнее белье?
- Да.
- А чем отличалось советское от иностранного?
- У нас пуговицы были на бюстгальтере, а у них — крючочки.
Пожив в Москве с детьми, потом она оставила здесь и младшего и поехала в новую командировку.
"Я осталась здесь в Союзе, и муж поехал один. Но он не смог один, сказал: верните мне мою жену. Мы прожили с ним 38 лет и 40 дней. Мы не надоели друг другу, несмотря на работу вместе. И когда он был один, он мне каждый день писал письмо. И он его не отсылал, естественно, а это был такой блокнотик, в котором стоят даты. Теперь для меня это — жизнь. А потом он привез этот блокнотик и отдал мне. И вот я его блокнот храню", — рассказала Людмила Ивановна.
А дети в шифровках ей передавали, какой у них размер обуви и одежды. А при встречах со связниками от младшего передавали детские рисунки. Старший поступил в СССР в военное училище.
- У детей все сложилось?
- Все сложилось. Старший сын у меня полковник, первый заместитель своего большого начальника, второй ушел в гражданку. Все устроены. У меня два внука, две внучки — я богатая бабушка. В начале, когда меня назвали «бабушкой», я как-то не восприняла, сейчас с удовольствием слышу, когда прихожу за внучкой в садик, она бежит и кричит: "Бабуленька пришла!" Мы не видели, как росли наши дети, так хоть вижу, как внуки растут, — признается Людмила Ивановна.
http://www.vesti.ru/doc.html?id=2938181Там и видео интересно представлено:
https://www.vesti.ru/doc.html?id=2938181#/v...deo_id%3D731574