По теме!!!
Из сказки Василия Шукшина "До третьих петухов":
И пришел Иван к избушке Бабы-Яги. И хотел уж было мимо протопать, как
услышал -- зовут:
-- Иванушка, а Иванушка! Что ж мимо-то?
Оглянулся Иван -- никого.
-- Да здесь я, -- опять голос, -- в сортире! Видит Иван-сортир, а на
двери -- замок пудовый. А голос-то -- оттуда, из сортира.
-- Кто там? -- спросил Иван.
-- Да я это, дочка Бабы-Яги... усатая-то, помнишь?
-- Помню, как же. А чего ты там? Кто тебя?
-- Выручи меня отсюда, Иванушка... Открой замок. На крылечке, под
половиком, ключ, возьми его и открой. Потом расскажу все.
Иван нашел ключ, открыл замок. Усатая дочь Бабы-Яги выскочила из
сортира и стала шипеть и плеваться.
-- Вот как нынче с невестами-то!.. Ну, змей!.. Я тебе этого не прощу, я
тебе устрою...
-- Это Горыныч тебя туда законопатил?
-- Горыныч.., Тьфу, змей! Ладно, ладно... чердак в кубе, я тебе тоже
придумаю гауптвахту, гад. -- За что он тебя? -- спросил Иван. -- Спроси у
него! Воспитывает. Полковника из себя изображает -- на гауптвахту посадил.
Слова лишнего не скажи! Дубина такая.
-- Дочка Бабы-Яги вдруг внимательно посмотрела на Ивана. -- Слушай, --
сказала она, -- хочешь стать моим любовником? А? Иван оторопел поначалу, но
невольно оглядел усатую невесту: усатая-то она усатая, но остальное-то все
при ней, и даже больше -- и грудь, и все такое. Да и усы-то... это ведь...
что значит усы? Темная полоска на губе, какие это, в сущности, усы, это не
усы, а так -- признак.
-- Я что-то не понял... -- замялся Иван. -- Как-то это до меня... не
совсем... не того...
-- Ванька, смотри! -- раздался вдруг голос Ильи Муромца. -- Смотри,
Ванька!
-- Начинается! -- поморщился Иван. -- Заванькал.
-- Что начинается? -- не поняла невеста; она не могла слышать голос
Ильи: не положено.
-- Можно подумать, что тебе то и дело навяливаются в любовницы.
-- Да нет, -- сказал Иван, -- зачем? Я в том смысле, что... значит,
это... дело-то такое...
-- Чего ты мямлишь-то? Вот мямлит стоит, вот крутит. Да так да, нет --
нет, чего тут крутить-то? Я другого кого-нибудь позову. -- А Баба-Яга -- то?
-- Она в гости улетела. А Горыныч на войне.
-- Пошли, -- решился Иван. -- У меня полчаса есть еще. Побалуемся.
Вошли они в избушку... Иван скинул лапоточки и вольготно прилег пока на
кровать.
-- Устал, -- сказал он. -- Ох, и устал же! Где только не был! И какого
я только сраму не повидал и не натерпелся...
-- Это тебе не на печке сидеть. Что лучше: салат или яишенку?
-- Давай чего-нибудь на скорую руку... Время-то -- к свету.
-- Успеешь. Лучше мы яишенку, с дороги-то -- посытней. -- Дочь Бабы-Яги
развела на шестке огонек под таганком, поставила сковородку.
-- Пусть пока разогревается... Ну-ка, поцелуй меня -- как ты умеешь? --
И дочь Бабы-Яги навалилась на Ивана и стала баловаться и резвиться.
-- О -- о, да ты не умеешь ничего! А лапти снял!
-- Кто не умеет? -- взвился Иван соколом. -- Я не умею? Да я тут счас
так размахнусь, что ты... Держи руку! Руку держи! Да мою руку-то, мою,
держи, чтоб не тряслась. Есть? Держи другую, другую держи!.. Держишь?
-- Держу? Ну?..
-- Отпускай-ай, -- заорал Иван.
-- Погоди, сковородка перекалилась, наверно, -- сказала дочь Бабы-Яги.
-- Ты смотри, какой ты! А ребеночка сделаешь мне?
-- Чего же не сделать? -- вовсю раздухарился Иван. -- Хоть двух. А
сумеешь ты с ним, с ребеночком-то? С имя ведь возни да возни... знаешь
сколько!
-- Я уже пеленать умею, -- похвасталась дочь Бабы-Яги. -- Хошь, покажу?
Счас яишенку поставлю... и покажу.
Иван засмеялся:
-- Ну, ну...
-- Счас увидишь. -- Дочь Бабы-Яги поставила на огонь яичницу и подошла
к Ивану. -- Ложись.
-- Зачем я-то?
-- Я тебя спеленаю. Ложись.
Иван лег... И дочь Бабы-Яга стала пеленать его в простыни.
-- Холосенький мой, -- приговаривала она, -- маленький мой...
Сынуленька мой. Ну-ка, улыбнись мамочке. Ну-ка, как мы умеем улыбаться?
Ну-ка?..
-- У-а-а, у-а-а, -- поплакал Иван. -- Жратеньки хочу-у, жратеньки
хочу-у!..
Дочь Бабы-Яги засмеялась:
-- А-а, жратеньки захотели? Жратеньки захотел наш сынуленька... Ну,
вот... мы и спеленали нашего маленького. Счас мы ему жратеньки дадим... все
дадим. Ну-ка, улыбнись мамочке. Иван улыбнулся "мамочке".
-- Во-от... -- Дочь Бабы-Яги опять пошла в куть. Когда она ушла, в
окно, с улицы, прямо над кроватью, просунулись три головы Горыныча. И
замерли, глядя на спеленатого Ивана... И долго молчали. Иван даже зажмурился
от жути.
-- Утютюсеньки, -- ласково сказал Горыныч. -- Маленький... Что же ты
папе не улыбаешься? Мамочке улыбаешься, а папе не хочешь. Ну-ка, улыбнись,
Ну-ка?
-- Мне не смешно, -- скачал Иван.
-- А-а, мы, наверно, того?.. Да, маленький?
-- По-моему, да, -- признался Иван.
-- Мамочка! -- позвал Горыныч. -- Иди, сыночек обкакался.
Дочь Бабы-Яги уронила на пол сковородку с яишенкой... Остолбенела.
Молчала.
-- Ну, что же вы? Чего же не радуетесь? Папочка пришел, а вы грустные.
-- Горыныч улыбался всеми тремя головами. -- Не любите папочку? Не любят,
наверно, папочку, не любят... Презирают. Тогда папочка будет вас жратеньки.
Хавать вас будет папочка... С косточками! -- Горыныч перестал улыбаться. --
С усами! С какашками! Страсти разыгрались?! -- загремел он хором. -- Похоть
свою чесать вздумали?! Игры затеяли?! Представления?.. Я проглочу весь этот
балаган за один раз!
-- Горыныч, -- почти безнадежно сказал Иван, -- а ведь у меня при себе
печать... Я заместо справки целую печать добыл. Эт-то ведь... того... штука!
Так что ты не ори тут. Не ори! -- Иван от страха, что ли, -- стал вдруг
набирать высоту и крепость в голосе. -- Чего ты разорался? Делать нечего?
Схавает он... Он, видите ли, жратеньки нас будет! Вон она, печать-то,
-- глянь! Вон, в штанах. Глянь, если не веришь! Припечатаю на три лба,
будешь тогда...
Тут Горыныч усмехнулся и изрыгнул из одной головы огонь, опалил Ивана.
Иван смолк... Только еще сказал тихо:
-- Не балуйся с огнем. Шуточки у дурака.
Дочь Бабы-Яги упала перед Горынычем на колени.
-- Возлюбленный мои, -- заговорила она, -- только пойми меня правильно:
я же тебе его на завтрак приготовила. Хотела сюрприз сделать. Думаю:
прилетит Горыныч, а у меня для него что-то есть вкусненькое... тепленькое, в
простынках,
-- Вот твари-то! -- изумился Иван. -- Сожрут и скажут: так надо, так
задумано. Во, парочка собралась! Тьфу!.. Жри, прорва! Жри, не тяни время!
Проклинаю вас! И только Горыныч изготовился хамкнуть Ивана, только открыл
свои пасти, в избушку вихрем влетел донской Атаман из библиотеки.
-- Доигрался, сукин сын?! -- закричал он на Ивана. -- Допрыгался?!
Спеленали! Горыныч весь встрепенулся, вскинул головы...
-- Эт-то что еще такое? -- зашипел он.
-- Пошли на полянку, -- сказал ему Атаман, вынимая свою неразлучную
сабельку.
-- Там будет способней биться. -- Он опять посмотрел на Ивана,..
Укоризненно сморщился.
-- Прямо подарок в кулечке. Как же ты так?
-- Оплошал, Атаман.. -- Ивану совестно было глядеть на донца, -- Маху
дал.. Выручи, ради Христа.
-- Не горюй, -- молвил казак. -- Не таким оглоедам кровя пускали, а
этому-то... Я ему враз их смахну, все три. Пошли. Как тебя? Горыныч? Пошли,
цапнемся. Ну и уродина!.
-- Какой у меня завтрак сегодня! -- воскликнул Горыныч. -- Из трех
блюд. Пошли.
И они пошли биться.
Скоро послышались с полянки тяжелые удары и невнятные возгласы. Битва
была жестокая. Земля дрожала. Иван и дочь Бабы-Яги ждали.
-- А чего это он про три блюда сказал? -- спросила дочь Бабы-Яги, -- Он
что, не поверил мне? Иван молчал. Слушал звуки битвы.
-- Не поверил, -- решила дочь Бабы-Яги. -- Тогда он и меня сожрет: я
как десерт пойду.
Иван молчал. Женщина тоже некоторое время молчала.
-- А казак-то!.. -- льстиво воскликнула она. -- Храбрый какой. Как
думаешь, кто одолеет?
Иван молчал.
-- Я за казака, -- продолжала женщина. -- А ты за кого?
-- О-о, -- застонал Иван. -- Помру. От разрыва сердца.
-- Что, плохо? -- участливо спросила женщина. -- Давай я распеленаю
тебя. -- И она подошла было, чтобы распеленать Ивана, но остановилась и
задумалась. -- Нет, подождем пока... Черт их знает, как там у них? Подождем.
-- Убей меня! -- взмолился Иван. -- Приткни ножом... Не вынесу я этой
муки.
-- Подождем, подождем, -- трезво молвила женщина. -- Не будем пороть
горячку. Тут важно не ошибиться.
В это время на поляне сделалось тихо. Иван и дочь Бабы-Яги замерли в
ожидании... Вошел, пошатываясь, Атаман.
-- Здоровый бугай, -- сказал он. -- Насилу одолел. А где эта... А-а,
вот она, краля! Ну, чего будем делать? Вслед за дружком отправить тебя,
гадину?
-- Тю, тю, тю, -- замахала руками дочь Бабы-Яги. -- О, мне эти казаки!
Сразу на горло брать. Ты хоть узнай сперва, что тут было-то!
-- А то я не знаю вас! -- Атаман распеленал Ивана и опять повернулся к
женщине: -- Что же тут было?
-- Да ведь он чуть не изнасиловал меня! Такой охальник, такой
охальник!.. Заласкаю, говорит, тебя до умопомрачения... И приплод, мол,
оставлю: назло Горынычу. Такой боевитый, такой боевитый -- так и обжигает!..
-- И дочь Бабы-Яги нескромно захихикала.
-- Прямо огонек!
Атаман удивленно посмотрел на Ивана.
-- Иван...
-- Слушай ее больше! -- воскликнул Иван горько. -- И правда бы, убить
тебя, да греха на душу брать неохота -- и так уж там... невпроворот всякого.
Хоть счас бы не крутилась!
-- Но какой он ни боевитый, -- продолжала женщина, словно не слыша
Ивана, -- а все же боевитее тебя, казак, я мужчин не встречала.
-- А что, тебе так глянутся боевитые? -- игриво спросил Атаман, И
поправил ус.
-- Брось! -- сказал Иван. -- Пропадем. Не слушай ее, змею.
-- Да ну, зачем пропадать... Мы ее в плен возьмем. -- Пойдем, Атаман: у
нас времени вовсе нету. Вот-вот петухи грянут.
-- Ты иди, -- велел Атаман, -- а я тебя догоню. Мы тут маленько...
-- Нет, -- твердо сказал Иван. -- С места без тебя не тронусь. Что нам
Илья скажет?
-- Мх-х, -- огорчился казак. -- Ну, ладно. Ладно... Не будем огорчать
Муромца. До другого разочка, краля! Ишь ты, усатая. Ох, схлестнемся мы с
тобой когда-нибудь... усы на усы! -- Атаман громко засмеялся. -- Пошли,
Ивашка. Скажи спасибо Илье -- он беду-то почуял. А ведь он остерегал тебя,
чего не послухал?
-- Да вот.. вишь, мы какие боевитые... Не послухал.
Иван с Атаманом ушли.
А дочка Бабы-Яги долго сидела на лавочке, думала.
-- Ну, и кто же я теперь? -- спросила она сама себя. И сама же себе
ответила:
-- Вдова не вдова и не мужняя жена. Надо кого-нибудь искать.