Welldy, вы не только совершенно не в теме даже на базовом уровне, но еще и читать не умеете, похоже. Потому что речь в том интервью с Буковским шла ОБ УЖЕ ЗАКРЫТЫХ АРХИВАХ!!! Даю тогда простейший, прямой текст.
Архивы КГБ: спросите у Буковского
Андрей Солдатов, Ирина Бороган / в рамках проекта с "Ежедневным журналом" /
Сегодня спецслужбы вернули себе монополию на нашу историю. Архивы — главный инструмент для исследователя, пытающегося восстановить ход событий, так и не стали общедоступными, а многие фонды по-прежнему находятся в распоряжении людей в погонах. Только от них зависит, какие документы увидят свет, а какие так и сгинут в мрачных хранилищах.
Более того, до сих пор в России идут споры о том, надо ли открывать архивы КГБ. Между тем, решение этой проблемы уже давно найдено.
В 1993 году Россия вошла в Международный Совет по архивам (IСА - International Council on Archives), который создал группу экспертов для подготовки отчета по архивам репрессивных режимов и разработки рекомендаций по работе с этими архивами. Этот Совет назначил семь экспертов-архивистов из Чили, Испании, Германии, ЮАР, России и США. Нашу страну представлял Владимир Козлов, руководитель Федеральной Архивной службы (Росархива).
Сначала, казалось бы, дело пошло успешно. Так называемая комиссия Волкогонова по рассекречиванию архивов ЦК, созданная в декабре 1991 года, занялась передачей архивов КГБ и КПСС на госхранение. Но в сентябре 1993 года комиссия работу прекратила: после конфликта Ельцина с Верховным Советом вопрос передачи архивов силовиков для власти потерял актуальность.
И большая часть документов так и осталась в ведомственных архивах ФСБ, МВД, Главной военной прокуратуры и т.д. А вместо комиссии по рассекречиванию создали межведомственную комиссию по защите государственной тайны. В результате, сегодня многие массивы документов, доступные до 1995 года, оказались закрыты. Например, архив секретариата ЦК КПСС до 1971 года, который находится на Старой площади (теперь Российский государственный архив документов новейшей истории), доступ к которому прекратили, потому что якобы на них до сих пор стоит гриф секретности ЦК КПСС. Между тем, последние 10 лет все руководители Центрального архива ФСБ, в котором и хранится основной массив документов КГБ, очень любят рассказывать публике о том, как много они рассекречивают. Правда, серьезно к этому относится нельзя.
Вот простой пример: недавно к авторам обратился сотрудник Академии ФСБ, один из ведущих ведомственных историков, который только что опубликовал статью о работе органов КГБ при подготовке к Олимпиаде-80. Он просил подсказать, где мы взяли несколько справок КГБ, касающихся этого события. Мы, естественно, сообщили полковнику, что их можно найти в Интернете, куда они попали благодаря диссиденту Владимиру Буковскому, который в свое время скопировал их в архиве ЦК.
А буквально на днях архив национальной безопасности США передал российским правозащитникам секретные материалы из архивов КГБ и Политбюро ЦК КПСС, включая ежегодные отчеты главы Комитета Юрия Андропова Брежневу за 1974-1984 годы, в общей сложности 1000 единиц. Эти документы содержат информацию о разведоперациях КГБ, пропагандистской деятельности за рубежом, а также о работе против диссидентов. Кстати, среди них можно найти и материалы, касающиеся Олимпиады-80. Представляющие огромный интерес для общества документы были взяты из личного архива генерала Дмитрия Волкогонова, который хранился в библиотеке Конгресса США.
Спасибо американцам и Волкогонову, а то бы мы их никогда не увидели, потому что ФСБ засекретила эти материалы на основании "Закона о государственной тайне". Кстати, та же участь волей ФСБ постигла огромную часть документальных свидетельств эпохи Брежнева и Андропова.
Сегодня, если историк хочет получить документ из архива, на котором десятки лет стоит гриф секретности, он должен обратиться с запросом в Межведомственную комиссию по защите гостайны. По закону, через три месяца комиссия должна принять решение, на самом же деле это занимает намного больше времени. Если документ не рассекретят, то придется обращаться в суд.
Порядок рассекречивания документов из архивов ФСБ еще сложнее. По свидетельству Якова Погония, бывшего руководителя Управления регистрации и архивных фондов ФСБ, сначала документ представляют на экспертную комиссию управления. Если он вызывает сомнения, то судьбу материала решает специальная комиссия ФСБ, куда входят представители всех оперативных подразделений (!). Если и они не могут определиться, то тогда документ направляется в Межведомственную комиссию по защите государственной тайны. При таком количестве фильтров неудивительно, что ФСБ не может рассекретить даже всем доступные документы по Олимпиаде-80.
По этому порочному кругу приходится бродить и историкам, и таким общественным организациям как "Мемориал", но на пути обычных людей, которые хотят узнать судьбу своих репрессированных родственников, закон о гостайне также создает немало препятствий. Например, он запрещает рассекречивать сведения о "лицах сотрудничающих или сотрудничавших на конфиденциальной основе с органами" разведки, контрразведки или ОРД. А на этом основании можно запретить доступ почти ко всем уголовным и оперативным делам НКВД, МГБ и КГБ: боимся, дескать, агентуру засветить, даже ту, что на пенсии.
Так, наша приятельница пыталась познакомиться с уголовным делом своего деда, которого расстреляли как врага народа в 1937 году и получила от ФСБ отказ. Ей пояснили, что участники тех событий могут быть еще живы, поэтому информацию о них разглашать нельзя, ссылаясь на то, что еще не истек 75-летний срок ограничения доступа к документам, которые "содержат компрометирующие сведения как о лицах, на которые они заведены, так и о третьих лицах, а также тайны личной жизни граждан".
Эту норму, кстати, ввел в действие своим "Временным положением о порядке доступа к архивным документам и правилах их использования" еще в 1992 году Роскомархив. В этом смысле, хуже нас только Бразилия - там этот срок составляет 100 лет. При этом "Закон о государственной тайне" устанавливает преимущественно 30-летний срок секретности. (До 50 лет хранятся только сведения из области атомной науки и техники, а также внешней разведки).
Наши архивариусы в погонах объясняют такую жесткую позицию угрозой национальной безопасности, которую могут создать рассекреченные документы, и часто ссылаются на опыт западных стран.
Между тем, в США до последнего времени документы рассекречивались автоматически по прошествии 25 лет. Кроме того, подлежали публикации несекретные директивы ЦРУ. Правда, президент Буш планомерно меняет эту практику. В 2004 году, например, ЦРУ решило, что больше не будет выпускать несекретные разведывательные директивы в соответствии с Законом о свободе информации (Freedom of Information Act — FISA). А потом Буш ввел новую процедуру рассекречивания правительственных документов, по которой они могут оставаться закрытыми, если правительство сочтет, что это отвечает интересам национальной безопасности. Впрочем, учитывая российский опыт, пока Бушу еще есть к чему стремиться.
---
А вот еще большое интервью на тему открытости архивов и правдободобности приводимых историками цифр.
http://www.echo.msk.ru/programs/victory/51018/Показательные кукски.
С. КУДРЯШОВ: Все-таки основные претензии, если брать ученое сообщество, они, конечно, предъявляются к ведомственным архивам. В первую очередь речь идет об архивах Министерства обороны, Министерства иностранных дел, различных наших разведок, бывшего КГБ, ФСБ и Внешней службы разведки, потому что так как не совсем понятно осуществляется доступ к документам, а когда доступ есть и к этот доступ имеет только ограниченный круг историков и непонятно как они его получают, и даже когда историки работают с материалами, они не получают всех описей, то есть вам приносят какие-то документы, но нет общего вида вообще, а с какой коллекцией вы работаете, какие там лежат документы – это ж принципиально важно, историк должен видеть всю информацию. А когда вам просто приносят одно-два дела и говорят «вот эти документы», этого, конечно, недостаточно. Главное – непонятен принцип, понимаете?
...
С. КУДРЯШОВ: Вот в законе нет такой статьи, что через 30 лет эти документы, любые какие-то документы, они будут рассекречены. Нет. Есть признанная цифра – 30 лет, как бы достаточная, после которой документы могут быть рассекречены. Но это не обязательно. И поэтому мы сталкиваемся с такой ситуацией, когда масса документов у нас хранится секретными.
...
В. ДЫМАРСКИЙ: 248 страниц уникальных архивных документов, раскрытых и опубликованных. Обо всех здесь рассказать невозможно, но вот первый же документ, который здесь приведен, это фотокопия правки Сталиным первой, самой первой сводки главного командования Красной Армии от 22 июня 1941 года. Таким красным карандашом Сталин правит это, и все это очень любопытно. Но, надо сказать, пожалуй, самое любопытное, для меня во всяком случае, это последняя фраза, которую он просто приписал от руки от себя. Начало: «С рассветом 22 июня регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части…». Затем что-то пишется, пишется. «…Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику…». А затем рукой Сталина написано: «Нами сбито 65 самолетов противника».
Д. ЗАХАРОВ: Посчитал лично.
В. ДЫМАРСКИЙ: Красным карандашом. Как вот мы сейчас перед эфиром говорили и Сергей говорил, что здесь цифра могла быть совершенно любая, он мог написать 165 самолетов, мог написать 5 самолетов, 45 самолетов. Вы сами понимаете, что 22 июня в том, что вообще творилось тогда в стране, кто мог вообще посчитать эти самолеты. Но вот товарищ Сталин лично посчитал и лично внес такой вклад…
...
С. КУДРЯШОВ: Я могу один пример вам привести, что генерал Волкогонов известный, он активно копировал документы и передал весь свой архив в итоге в США. И в США он открыт, в библиотеке Конгресса он хранится, любой с ним может ознакомиться. Там и много секретных документов из наших архивов. И есть одна информация о потерях за один только, по-моему, 1943 год. И там потери настолько велики за один год, что они практически равны всем потерям, которые приводят наши за предыдущие два года. И поэтому непонятно, если такого рода документы есть, то он же взял это из какого-то дела. Конечно, надо смотреть. Правда, для наших архивных служб публикация любого документа за границей не повод для рассекречивания внутри страны.
Д. ЗАХАРОВ: Ну да, но, вы знаете, это просачивалось и у Кривошеина. Наши потери, допустим, в авиации в 1943 году были существенно больше, чем в 1941 и 1942, то есть как бы качество не увеличивалось, количество увеличивалось, за счет чего и достигались определенные результаты в ходе ведения боевых действий. Но людей гибло и техники все больше и больше на самом деле. И как бы это тоже вопрос Цены Победы, потому что, в общем-то, чтобы оценить результаты боевых действий, нужно иметь окончательную справку, то есть сколько мы потеряли людей в том году, в этом. Очень интересно, вот мне очень интересно, сколько мы потеряли в 1944 и за первые четыре с половиной месяца 1945 года, потому что у меня сильное подозрение, о чем пишут многие люди, которые занимаются исследованием противостояния в воздухе или в области бронетанковых войск, что, в общем-то, количество потерь не сокращалось, а, наоборот, оно увеличивалось, то есть производство вооружений позволяло вбрасывать все большие и большие массы техники, соответственно, экипажей, войск. Достаточно сравнить цифры. У нас было более тысячи истребительных полков в авиации, а у немцев на весь наш фронт было порядка тридцати истребительных полков. Вот тут поневоле начинаешь призадумываться и хочется увидеть какие-то окончательные цифры. Это к вопросу о том, что засекречено, что рассекречено.
---
Ну, а ваши пассажи про очереди и все прочее... Это даже не стоит внимания, настолько все нелепо.
Это сообщение отредактировал Bruno1969 - 25-06-2008 - 09:38