Shai
Александр Межиров
Мы под Колпином скопом стоим,
Артиллерия бьет по своим.
Это наша разведка, наверно,
Ориентир указала неверно.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.
Мы недаром присягу давали.
За собою мосты подрывали,-
Из окопов никто не уйдет.
Недолет. Перелет. Недолет.
Мы под Колпиным скопом лежим
И дрожим, прокопченные дымом.
Надо все-таки бить по чужим,
А она - по своим, по родимым.
Нас комбаты утешить хотят,
Нас, десантников, армия любит...
По своим артиллерия лупит,-
Лес не рубят, а щепки летят.
1956
Мы под Колпином скопом стоим,
Артиллерия бьет по своим.
Это наша разведка, наверно,
Ориентир указала неверно.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.
Мы недаром присягу давали.
За собою мосты подрывали,-
Из окопов никто не уйдет.
Недолет. Перелет. Недолет.
Мы под Колпиным скопом лежим
И дрожим, прокопченные дымом.
Надо все-таки бить по чужим,
А она - по своим, по родимым.
Нас комбаты утешить хотят,
Нас, десантников, армия любит...
По своим артиллерия лупит,-
Лес не рубят, а щепки летят.
1956
agosten
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, - плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Август 1905
НЕЗНАКОМКА
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!"* кричат. {* - "Истина в вине!" (лат.). - Ред. }
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906. Озерки
Блок.
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, - плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Август 1905
НЕЗНАКОМКА
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!"* кричат. {* - "Истина в вине!" (лат.). - Ред. }
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906. Озерки
Блок.
Shai
Сергей Есенин
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные края.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит... чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
- Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
1922 г.
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные края.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит... чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
- Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
1922 г.
agosten
Глазами И Душой
(С.Чиграков)
Успокой меня глазами, успокой меня душой
И босыми встань ногами на сердечную мозоль.
Боль доставь мне наслажденья, исцарапай спину мне,
Мне явись как исцеленье, светом будь в моем окне,
Светом будь в моем окне.
Обними меня глазами, обними меня душой.
Как пред строгими богами, я перед тобой одной.
Обними меня покрепче да прижми к своей груди:
Мне так будет много легче позабыть и перейти,
Позабыть и перейти.
Поцелуй меня глазами, поцелуй меня душой.
Оборвать все нити сразу легче, нежели по одной.
Стебель жизни очень тонок, не губи его шаля:
Где-то там не спит ребенок, так похожий на меня,
Так похожий на меня.
Так успокой меня глазами, успокой меня душой
И босыми встань ногами на сердечную мозоль.
Для меня ты - Ангел Божий, без тебя такая муть!
Мне скажи: "Ты - мой хороший" и еще чего-нибудь...
Мне скажи: "Ты - мой хороший" и еще чего-нибудь...
(С.Чиграков)
Успокой меня глазами, успокой меня душой
И босыми встань ногами на сердечную мозоль.
Боль доставь мне наслажденья, исцарапай спину мне,
Мне явись как исцеленье, светом будь в моем окне,
Светом будь в моем окне.
Обними меня глазами, обними меня душой.
Как пред строгими богами, я перед тобой одной.
Обними меня покрепче да прижми к своей груди:
Мне так будет много легче позабыть и перейти,
Позабыть и перейти.
Поцелуй меня глазами, поцелуй меня душой.
Оборвать все нити сразу легче, нежели по одной.
Стебель жизни очень тонок, не губи его шаля:
Где-то там не спит ребенок, так похожий на меня,
Так похожий на меня.
Так успокой меня глазами, успокой меня душой
И босыми встань ногами на сердечную мозоль.
Для меня ты - Ангел Божий, без тебя такая муть!
Мне скажи: "Ты - мой хороший" и еще чего-нибудь...
Мне скажи: "Ты - мой хороший" и еще чего-нибудь...
agosten
Есть!
М.Ножкин
Жил да был на белом свете симпатичный парень целых двадцать лет,
И твердил все годы эти, что любви на белом свете больше нет.
Но однажды он случайно вдруг глазастую девчонку увидал,
И назначил ей свиданье, и пришел, и в тот же вечер ожидал.
А девчонка та - проказница,
На свиданье не показывается.
Он и есть и пить отказывается,
А любовь-то есть, оказывается! Есть! Есть!
Потерял он и покой и сон, и голову на время потерял,
Все заветные слова для объяснения ночами повторял.
В каждой встречной незнакомке все девчонку ту глазастую искал,
И гвоздики, и фиалки - даже розы на свидание таскал!
А девчонка та - проказница,
На свиданье не показывается.
Он и есть и пить отказывается -
У нее другой, оказывается, есть, есть.
А друзья его, приятели твердят, что, мол, других полным-полно,
Только он к своей невстреченной навстречу все несется все равно.
Все надеется, что вдруг да разонравится девчонке тот, другой -
И придет она к нему в конце концов и скажет: "Здравствуй, дорогой!"
Но девчонка та - проказница,
На свиданье не показывается,
От другого не отказывается,
А любовь-то есть, оказывается! Есть! Есть!
М.Ножкин
Жил да был на белом свете симпатичный парень целых двадцать лет,
И твердил все годы эти, что любви на белом свете больше нет.
Но однажды он случайно вдруг глазастую девчонку увидал,
И назначил ей свиданье, и пришел, и в тот же вечер ожидал.
А девчонка та - проказница,
На свиданье не показывается.
Он и есть и пить отказывается,
А любовь-то есть, оказывается! Есть! Есть!
Потерял он и покой и сон, и голову на время потерял,
Все заветные слова для объяснения ночами повторял.
В каждой встречной незнакомке все девчонку ту глазастую искал,
И гвоздики, и фиалки - даже розы на свидание таскал!
А девчонка та - проказница,
На свиданье не показывается.
Он и есть и пить отказывается -
У нее другой, оказывается, есть, есть.
А друзья его, приятели твердят, что, мол, других полным-полно,
Только он к своей невстреченной навстречу все несется все равно.
Все надеется, что вдруг да разонравится девчонке тот, другой -
И придет она к нему в конце концов и скажет: "Здравствуй, дорогой!"
Но девчонка та - проказница,
На свиданье не показывается,
От другого не отказывается,
А любовь-то есть, оказывается! Есть! Есть!
agosten
Желтый Дождь
О.Гаджикасимов
Желтый дождь стучит по крышам, по асфальту и по листьям,
Я стою в плаще и мокну зря -
Пропадают два билета, впрочем, что там два билета -
Пропадаю в этот вечер я.
Это вроде бы не трудно: не дождавшись, повернуться,
И уйти, хоть дождик льет и льет.
Только сердце шепчет тихо: "Ты уйдешь, а в это время
Вдруг она возьмет, да и придет."
Воротник подняв повыше, я курю и все надеюсь,
А на что надеюсь - не пойму.
Мне ни капли не обидно, просто жаль, что этот вечер
Коротать придется одному.
Если б чудо совершилось - если б сзади подошла,
И глаза закрыла мне рукой,
Я бы взял твои ладони, к ним губами прикоснулся,
Несмотря на дождик проливной.
Под дождем твой дом, сутулясь, мокнет, как и я, весь вечер.
Мягкий, теплый свет в твоем окне...
Ты сейчас сидишь, быть может, молча слушаешь транзистор,
Думая, наверно, обо мне...
Позвонить ты не мне не сможешь, чтобы тихо извиниться -
Нету телефона у меня.
Ты грустишь, не зная даже, что грустят с тобою вместе
Двое в этот вечер - дождь и я...
Двое за окошком - дождь и я...
О.Гаджикасимов
Желтый дождь стучит по крышам, по асфальту и по листьям,
Я стою в плаще и мокну зря -
Пропадают два билета, впрочем, что там два билета -
Пропадаю в этот вечер я.
Это вроде бы не трудно: не дождавшись, повернуться,
И уйти, хоть дождик льет и льет.
Только сердце шепчет тихо: "Ты уйдешь, а в это время
Вдруг она возьмет, да и придет."
Воротник подняв повыше, я курю и все надеюсь,
А на что надеюсь - не пойму.
Мне ни капли не обидно, просто жаль, что этот вечер
Коротать придется одному.
Если б чудо совершилось - если б сзади подошла,
И глаза закрыла мне рукой,
Я бы взял твои ладони, к ним губами прикоснулся,
Несмотря на дождик проливной.
Под дождем твой дом, сутулясь, мокнет, как и я, весь вечер.
Мягкий, теплый свет в твоем окне...
Ты сейчас сидишь, быть может, молча слушаешь транзистор,
Думая, наверно, обо мне...
Позвонить ты не мне не сможешь, чтобы тихо извиниться -
Нету телефона у меня.
Ты грустишь, не зная даже, что грустят с тобою вместе
Двое в этот вечер - дождь и я...
Двое за окошком - дождь и я...
agosten
Ленинградские Мосты
Л.Давидович, В.Драгунский
Когда мы были молоды, бродили мы по городу,
Встречали мы с подружками рассвет.
Свиданья назначали мы, и все тогда считали мы,
Что лучше моста места встречи нет.
В те дни неповторимые один встречал любимую
Почти всегда на Каменном мосту.
Другой, придя заранее на первое свидание,
На Троицком стоял, как на посту.
У фонарей Дворцового встречалась Вера с Вовою,
А Коля - тот бежал на Биржевой,
Летел для встречи с Катею. У всех была симпатия,
У каждого был мост любимый свой.
Весною незабвенною и я встречался с Леною,
И наш маршрут был трогательно прост:
Купив букет подснежников, влюбленные и нежные,
Мы шли всегда на Поцелуев мост.
Стареем неизбежно мы, но с Леной мы по-прежнему
Друг в друга влюблены. А в чем секрет?
А в том, признать приходится, что все мосты разводятся,
А Поцелуев - извините, нет!
Л.Давидович, В.Драгунский
Когда мы были молоды, бродили мы по городу,
Встречали мы с подружками рассвет.
Свиданья назначали мы, и все тогда считали мы,
Что лучше моста места встречи нет.
В те дни неповторимые один встречал любимую
Почти всегда на Каменном мосту.
Другой, придя заранее на первое свидание,
На Троицком стоял, как на посту.
У фонарей Дворцового встречалась Вера с Вовою,
А Коля - тот бежал на Биржевой,
Летел для встречи с Катею. У всех была симпатия,
У каждого был мост любимый свой.
Весною незабвенною и я встречался с Леною,
И наш маршрут был трогательно прост:
Купив букет подснежников, влюбленные и нежные,
Мы шли всегда на Поцелуев мост.
Стареем неизбежно мы, но с Леной мы по-прежнему
Друг в друга влюблены. А в чем секрет?
А в том, признать приходится, что все мосты разводятся,
А Поцелуев - извините, нет!
agosten
Наши Любимые
И.Шаферан
Не обижайте любимых упреками,
Бойтесь казаться любимым жестокими.
Очень ранимые, очень ранимые
Наши любимые.
Очень ранимые, очень ранимые
Наши любимые.
Ради высокой любви мы обязаны
Помнить, что с нами пожизненно связаны
Нитью незримою, нитью незримою
Наши любимые.
Пусть наша жизнь - не течение плавное,
Только бы в ней было самое главное -
Сердцем хранимые, сердцем хранимые
Наши любимые.
И.Шаферан
Не обижайте любимых упреками,
Бойтесь казаться любимым жестокими.
Очень ранимые, очень ранимые
Наши любимые.
Очень ранимые, очень ранимые
Наши любимые.
Ради высокой любви мы обязаны
Помнить, что с нами пожизненно связаны
Нитью незримою, нитью незримою
Наши любимые.
Пусть наша жизнь - не течение плавное,
Только бы в ней было самое главное -
Сердцем хранимые, сердцем хранимые
Наши любимые.
agosten
Осень
Е.Белогорская, В.Козин
Осень, прозрачное утро
Небо как будто в тумане
Даль из тонов перламутра
Солнце холодное, раннее
Где наша первая встреча
Яркая, острая, тайная
В тот летний памятный вечер
Милая, словно случайная
Не уходи! - тебя я умоляю
Слова любви сто крат я повторю
Пусть осень у дверей, я это твердо знаю
Но все ж не уходи, - тебе я говорю.
Наш уголок нам никогда не тесен
Когда ты в нем, то в нем цветет весна
Не уходи, еще не спето столько песен
Еще звенит в гитаре каждая струна.
Е.Белогорская, В.Козин
Осень, прозрачное утро
Небо как будто в тумане
Даль из тонов перламутра
Солнце холодное, раннее
Где наша первая встреча
Яркая, острая, тайная
В тот летний памятный вечер
Милая, словно случайная
Не уходи! - тебя я умоляю
Слова любви сто крат я повторю
Пусть осень у дверей, я это твердо знаю
Но все ж не уходи, - тебе я говорю.
Наш уголок нам никогда не тесен
Когда ты в нем, то в нем цветет весна
Не уходи, еще не спето столько песен
Еще звенит в гитаре каждая струна.
agosten
Прекрасное Воскресенье
Д.Бун, рус.текст М.Белякова
Воскресенье - радостный день!
Пусть исчезнет ссор наших тень!
Эй, эй, эй, ты выйди скорей!
Брось сердится - видишь, в садах
Даже птицы, забыв о делах,
Эй, эй, эй, поют веселей!
Да, да, да! - солнце смеется.
Вновь с тобой я, я, я рядом пойду.
Пусть всегда-да-да он остается
Этот день-день-день самым лучшим в году!
Видишь, солнце тонет в цветах,
Хмель весенний бродит в садах,
Эй, эй, эй, ты выйди скорей!
Май украсил ветви листвой.
Целый день мы будем с тобой!
Эй, эй, эй, это - лучший из дней!
Д.Бун, рус.текст М.Белякова
Воскресенье - радостный день!
Пусть исчезнет ссор наших тень!
Эй, эй, эй, ты выйди скорей!
Брось сердится - видишь, в садах
Даже птицы, забыв о делах,
Эй, эй, эй, поют веселей!
Да, да, да! - солнце смеется.
Вновь с тобой я, я, я рядом пойду.
Пусть всегда-да-да он остается
Этот день-день-день самым лучшим в году!
Видишь, солнце тонет в цветах,
Хмель весенний бродит в садах,
Эй, эй, эй, ты выйди скорей!
Май украсил ветви листвой.
Целый день мы будем с тобой!
Эй, эй, эй, это - лучший из дней!
agosten
Прогулка По Одессе
(И.Ганькевич)
На Мясоедовской все давно спокойно,
Здесь бродят граждане весьма достойно
Здесь всегда ты услышишь знакомый жаргон
Здесь еще кто-то есть - тот, кто держит фасон.
Здесь никогда не видал я биндюги
Ведь я рожден во времена буги-вуги
И одесских куплетов я не сочинял
Для меня рок'н'ролл был началом начал.
Улыбаясь Дюку, по бульвару хожу
Со второго люка на него не гляжу
Он протянет руку - и ему я скажу:
"Я горжусь, что здесь родился - здесь и живу!"
По Молдаванке хожу я пешком
Здесь каждый дворик мне чем-то знаком
Здесь мало дворников, но зато здесь мой старенький дом
Он скоро рухнет, завалится - ну, а потом
Мне улыбнется далекий ПосКот
А там такой же веселый народ
Там много теплых, уютных и светлых квартир
Там есть у каждого свой балкон и сортир
Какие люди, какой здесь народ! Какой надежный здесь морской флот!
И если ты не артист, значит, ты - аферист.
А если ты - музыкант, значит, ты - спекулянт.
Под южным солнцем мой город цветет
Смеется, шутит и песни поет
Я пройду и послушаю южную речь:
"Шо вы знаете - надо Одессу беречь!"
(И.Ганькевич)
На Мясоедовской все давно спокойно,
Здесь бродят граждане весьма достойно
Здесь всегда ты услышишь знакомый жаргон
Здесь еще кто-то есть - тот, кто держит фасон.
Здесь никогда не видал я биндюги
Ведь я рожден во времена буги-вуги
И одесских куплетов я не сочинял
Для меня рок'н'ролл был началом начал.
Улыбаясь Дюку, по бульвару хожу
Со второго люка на него не гляжу
Он протянет руку - и ему я скажу:
"Я горжусь, что здесь родился - здесь и живу!"
По Молдаванке хожу я пешком
Здесь каждый дворик мне чем-то знаком
Здесь мало дворников, но зато здесь мой старенький дом
Он скоро рухнет, завалится - ну, а потом
Мне улыбнется далекий ПосКот
А там такой же веселый народ
Там много теплых, уютных и светлых квартир
Там есть у каждого свой балкон и сортир
Какие люди, какой здесь народ! Какой надежный здесь морской флот!
И если ты не артист, значит, ты - аферист.
А если ты - музыкант, значит, ты - спекулянт.
Под южным солнцем мой город цветет
Смеется, шутит и песни поет
Я пройду и послушаю южную речь:
"Шо вы знаете - надо Одессу беречь!"
agosten
Я Позвонил Вам С Телефона-Автомата
(С.Чиграков)
Я позвонил Вам с телефона-автомата:
"Я вечно Ваш, и буду вечно Вас любить!"
А Вы ответили, что Вам звонить не надо
И будет лучше, если мне Вас позабыть.
Для Вас любовь прошла как сновиденье
И в этом, может быть, моя вина...
От одиночества сегодня получил я приглашенье.
Свечу зажгла Ее Величество Луна...
Но как забыть Ваш взгляд печальный, томный
И этот локон запаха весны?
Я на счету у Вас, должно быть, миллионный...
Какие сладкие у Вас, должно быть, сны!
Для Вас любовь прошла как сновиденье
И в этом, может быть, моя вина...
От одиночества по почте получил я приглашенье.
Свечу зажгла Ее Величество Луна...
И Летний сад нас больше не обнимет,
Цыганский хор не будет петь для нас.
Благословенье Божье Вас да не покинет,
Но кара Господа да пусть минует Вас!
Для Вас любовь была - увы! - забавным словом...
Как заведенный, повторяю вновь и вновь:
"Ах, если бы начать все как-то снова!"
Но кончен бал. Свечу зажгла Ее Величество Луна.
Ушла домой Ее Величество Любовь.
(С.Чиграков)
Я позвонил Вам с телефона-автомата:
"Я вечно Ваш, и буду вечно Вас любить!"
А Вы ответили, что Вам звонить не надо
И будет лучше, если мне Вас позабыть.
Для Вас любовь прошла как сновиденье
И в этом, может быть, моя вина...
От одиночества сегодня получил я приглашенье.
Свечу зажгла Ее Величество Луна...
Но как забыть Ваш взгляд печальный, томный
И этот локон запаха весны?
Я на счету у Вас, должно быть, миллионный...
Какие сладкие у Вас, должно быть, сны!
Для Вас любовь прошла как сновиденье
И в этом, может быть, моя вина...
От одиночества по почте получил я приглашенье.
Свечу зажгла Ее Величество Луна...
И Летний сад нас больше не обнимет,
Цыганский хор не будет петь для нас.
Благословенье Божье Вас да не покинет,
Но кара Господа да пусть минует Вас!
Для Вас любовь была - увы! - забавным словом...
Как заведенный, повторяю вновь и вновь:
"Ах, если бы начать все как-то снова!"
Но кончен бал. Свечу зажгла Ее Величество Луна.
Ушла домой Ее Величество Любовь.
agosten
Без названия
Недотрога, тихоня в быту,
Ты сейчас вся огонь, вся горенье.
Дай запру я твою красоту
В темном тереме стихотворенья.
Посмотри, как преображена
Огневой кожурой абажура
Конура, край стены, край окна,
Наши тени и наши фигуры.
Ты с ногами сидишь на тахте,
Под себя их поджав по турецки.
Все равно, на свету, в темноте,
Ты всегда рассуждаешь по детски.
Замечтавшись, ты нижешь на шнур
Горсть на платье скатившихся бусин.
Слишком грустен твой вид, чересчур
Разговор твой прямой безыскусен.
Пошло слово любовь, ты права.
Я придумаю кличку иную.
Для тебя я весь мир, все слова,
Если хочешь, переименую.
Разве хмурый твой вид передаст
Чувств твоих рудоносную залежь,
Сердца тайно светящийся пласт?
Ну так что же глаза ты печалишь?
Зимняя ночь
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Недотрога, тихоня в быту,
Ты сейчас вся огонь, вся горенье.
Дай запру я твою красоту
В темном тереме стихотворенья.
Посмотри, как преображена
Огневой кожурой абажура
Конура, край стены, край окна,
Наши тени и наши фигуры.
Ты с ногами сидишь на тахте,
Под себя их поджав по турецки.
Все равно, на свету, в темноте,
Ты всегда рассуждаешь по детски.
Замечтавшись, ты нижешь на шнур
Горсть на платье скатившихся бусин.
Слишком грустен твой вид, чересчур
Разговор твой прямой безыскусен.
Пошло слово любовь, ты права.
Я придумаю кличку иную.
Для тебя я весь мир, все слова,
Если хочешь, переименую.
Разве хмурый твой вид передаст
Чувств твоих рудоносную залежь,
Сердца тайно светящийся пласт?
Ну так что же глаза ты печалишь?
Зимняя ночь
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
agosten
Когда я устаю от пустозвонства
Когда я устаю от пустозвонства
Во все века вертевшихся льстецов,
Мне хочется, как сон при свете солнца,
Припомнить жизнь и ей взглянуть в лицо.
Незванная, она внесла, во первых,
Во все, что сталось, вкус больших начал.
Я их не выбирал, и суть не в нервах,
Что я не жаждал, а предвосхищал.
И вот года строительного плана,
И вновь зима, и вот четвертый год,
Две женщины, как отблеск ламп Светлана,
Горят и светят средь его тягот.
Мы в будущем, твержу я им, как все, кто
Жил в эти дни. А если из калек,
То все равно: телегою проекта
Нас переехал новый человек.
Когда ж от смерти не спасет таблетка,
То тем свободней время поспешит
В ту даль, куда вторая пятилетка
Протягивает тезисы души.
Тогда не убивайтесь, не тужите,
Всей слабостью клянусь остаться в вас.
А сильными обещано изжитье
Последних язв, одолевавших нас
Никого не будет в доме
Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.
Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега, никого.
И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной,
И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.
Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь.
Ты появишься у двери
В чем то белом, без причуд,
В чем то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.
Когда я устаю от пустозвонства
Во все века вертевшихся льстецов,
Мне хочется, как сон при свете солнца,
Припомнить жизнь и ей взглянуть в лицо.
Незванная, она внесла, во первых,
Во все, что сталось, вкус больших начал.
Я их не выбирал, и суть не в нервах,
Что я не жаждал, а предвосхищал.
И вот года строительного плана,
И вновь зима, и вот четвертый год,
Две женщины, как отблеск ламп Светлана,
Горят и светят средь его тягот.
Мы в будущем, твержу я им, как все, кто
Жил в эти дни. А если из калек,
То все равно: телегою проекта
Нас переехал новый человек.
Когда ж от смерти не спасет таблетка,
То тем свободней время поспешит
В ту даль, куда вторая пятилетка
Протягивает тезисы души.
Тогда не убивайтесь, не тужите,
Всей слабостью клянусь остаться в вас.
А сильными обещано изжитье
Последних язв, одолевавших нас
Никого не будет в доме
Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.
Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега, никого.
И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной,
И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.
Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь.
Ты появишься у двери
В чем то белом, без причуд,
В чем то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.
agosten
Любимая жуть! Когда любит поэт
Любимая жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.
Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает нельзя:
Прошли времена и безграмотно.
Он видит, как свадьбы справляют вокруг,
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее, паюсной.
Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою,
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,
Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт,
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.
И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.
И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнет по тифозной тоске тюфяка
И хаосом зарослей брызнется.
Звезды летом
Рассказали страшное,
Дали точный адрес.
Отпирают, спрашивают,
Движутся, как в театре.
Тишина, ты лучшее
Из всего, что слышал.
Некоторых мучает,
Что летают мыши.
Июльской ночью слободы
Чудно белокуры.
Небо в бездне поводов,
Чтоб набедокурить.
Блещут, дышат радостью,
Обдают сияньем,
На таком то градусе
И меридиане.
Ветер розу пробует
Приподнять по просьбе
Губ, волос и обуви,
Подолов и прозвищ.
Газовые, жаркие,
Осыпают в гравий
Все, что им нашаркали,
Все, что наиграли.
Любимая жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.
Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает нельзя:
Прошли времена и безграмотно.
Он видит, как свадьбы справляют вокруг,
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее, паюсной.
Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою,
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,
Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт,
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.
И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.
И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнет по тифозной тоске тюфяка
И хаосом зарослей брызнется.
Звезды летом
Рассказали страшное,
Дали точный адрес.
Отпирают, спрашивают,
Движутся, как в театре.
Тишина, ты лучшее
Из всего, что слышал.
Некоторых мучает,
Что летают мыши.
Июльской ночью слободы
Чудно белокуры.
Небо в бездне поводов,
Чтоб набедокурить.
Блещут, дышат радостью,
Обдают сияньем,
На таком то градусе
И меридиане.
Ветер розу пробует
Приподнять по просьбе
Губ, волос и обуви,
Подолов и прозвищ.
Газовые, жаркие,
Осыпают в гравий
Все, что им нашаркали,
Все, что наиграли.
agosten
Последние три поста - это Пастернак.
Evgenia
Оставь хоть что-нибудь на память о себе -
не только тишину седых оград,
не только скорбь губительных утрат -
оставь хоть что-нибудь на память о себе.
Оставь хоть что-нибудь на память о себе…
Полтакта, не слетевших с грифа нот,
ведь я кричу тебе через закрытый рот -
оставь хоть что-нибудь на память о себе.
Сбавь бег коня, я догоню тебя в пути,
я долечу сквозь омут расстояний,
я расскажу о терпком вкусе подаяний.
Пришпорь коня, я догоню тебя в пути.
Оставь раскаянья свои колючей мгле.
И то, что ты есть - вовсе не ошибка.
Ты подарила мне свою улыбку.
Оставь хоть что-нибудь на память обо мне.
не только тишину седых оград,
не только скорбь губительных утрат -
оставь хоть что-нибудь на память о себе.
Оставь хоть что-нибудь на память о себе…
Полтакта, не слетевших с грифа нот,
ведь я кричу тебе через закрытый рот -
оставь хоть что-нибудь на память о себе.
Сбавь бег коня, я догоню тебя в пути,
я долечу сквозь омут расстояний,
я расскажу о терпком вкусе подаяний.
Пришпорь коня, я догоню тебя в пути.
Оставь раскаянья свои колючей мгле.
И то, что ты есть - вовсе не ошибка.
Ты подарила мне свою улыбку.
Оставь хоть что-нибудь на память обо мне.
Evgenia
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?
Что же такое счастье?
Одни говорят: "Это страсти:
Карты, вино, увлеченья -
Все острые ощущенья".
Другие верят, что счастье -
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.
Третьи считают, что счастье -
Это большое участье:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.
По мненью четвертых, это -
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.
Еще есть такое мнение,
Что счастье - это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета.
А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,-
В зависимости от человека!
Что же такое счастье?
Одни говорят: "Это страсти:
Карты, вино, увлеченья -
Все острые ощущенья".
Другие верят, что счастье -
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.
Третьи считают, что счастье -
Это большое участье:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.
По мненью четвертых, это -
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.
Еще есть такое мнение,
Что счастье - это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета.
А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,-
В зависимости от человека!
Evgenia
Жил-был у девочки маленький слоник.
Он помещался в закрытой ладони.
Был он пурпурный, цвета сирени,
Желтый, фиалковый, - по настроению...
Девочка слоника очень любила,
Крошкой бисквита утром кормила,
Чаем поила, читала газету
Слонику светло-лазурного цвета.
Слоник и девочка как-то под вечер
В лес на прогулку пустились беспечно.
Из-за одной подозрительной елки
На них неожиданно бросились волки!
Думали волки - все будет, как в сказке:
Останутся рожки да ножки да глазки,
Но не учли, что у жертвы в ладони
Спрятался маленький розовый слоник.
Слоник отважно сражался с врагами,
В хобот трубил, грозно топал ногами.
Обсыпались с елки кора и иголки.
Попадали в обморок глупые волки.
Снова уменьшился радужный слоник,
Спрятался скромно в уютной ладони.
С девочкой вместе домой возвратился
И храброй победой почти не гордился.
А по лесу долго легенду носило
О звере огромном с невиданной силой.
Волки с тех пор заикались немного
И девочкам всем уступали дорогу.
Он помещался в закрытой ладони.
Был он пурпурный, цвета сирени,
Желтый, фиалковый, - по настроению...
Девочка слоника очень любила,
Крошкой бисквита утром кормила,
Чаем поила, читала газету
Слонику светло-лазурного цвета.
Слоник и девочка как-то под вечер
В лес на прогулку пустились беспечно.
Из-за одной подозрительной елки
На них неожиданно бросились волки!
Думали волки - все будет, как в сказке:
Останутся рожки да ножки да глазки,
Но не учли, что у жертвы в ладони
Спрятался маленький розовый слоник.
Слоник отважно сражался с врагами,
В хобот трубил, грозно топал ногами.
Обсыпались с елки кора и иголки.
Попадали в обморок глупые волки.
Снова уменьшился радужный слоник,
Спрятался скромно в уютной ладони.
С девочкой вместе домой возвратился
И храброй победой почти не гордился.
А по лесу долго легенду носило
О звере огромном с невиданной силой.
Волки с тех пор заикались немного
И девочкам всем уступали дорогу.
Evgenia
Несколько грубовато, но что то жизненное в нем зацепило...
Не подавая виду
Верю дурному знаку
Люди привыкнут к спиду
Так же, как привыкли к раку
Хиппи, привыкший к маку
Привыкнет к одеколону
Мир заползает в сраку
Ядерного сезона
Мы на краю потопа
Мы на краю обрыва
Мир заползает в жопу
Очередного взрыва
Дядька, привыкший к пиву
Пусть привыкает к крэку
Мы на краю обрыва
Время упало в реку
Нам, кто Отца покинул,
Нам ли бояться ада?
Он показал нам спину.
Хули нам еще надо?
Не подавая виду
Верю дурному знаку
Люди привыкнут к спиду
Так же, как привыкли к раку
Хиппи, привыкший к маку
Привыкнет к одеколону
Мир заползает в сраку
Ядерного сезона
Мы на краю потопа
Мы на краю обрыва
Мир заползает в жопу
Очередного взрыва
Дядька, привыкший к пиву
Пусть привыкает к крэку
Мы на краю обрыва
Время упало в реку
Нам, кто Отца покинул,
Нам ли бояться ада?
Он показал нам спину.
Хули нам еще надо?
Evgenia
Евтушенко
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы, как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.
А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самою незаметностью своей.
У каждого - свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.
И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.
Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?
Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.
Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать...
Это сообщение отредактировал Evgenia - 10-02-2007 - 16:40
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы, как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.
А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самою незаметностью своей.
У каждого - свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.
И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.
Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?
Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.
Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать...
Это сообщение отредактировал Evgenia - 10-02-2007 - 16:40
Evgenia
Ахматова
Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.
Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.
Evgenia
Марина Цветаева
Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может — пьют вино,
Может — так сидят.
Или просто — рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Крик разлук и встреч —
Ты, окно в ночи!
Может — сотни свеч,
Может — три свечи…
Нет и нет уму
Моему — покоя.
И в моем дому
Завелось такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!
23 декабря 1916
Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может — пьют вино,
Может — так сидят.
Или просто — рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Крик разлук и встреч —
Ты, окно в ночи!
Может — сотни свеч,
Может — три свечи…
Нет и нет уму
Моему — покоя.
И в моем дому
Завелось такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!
23 декабря 1916
Evgenia
Эдгар По
Ворон
Перевод Константина Бальмонта
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
"Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне".
Ясно помню... Ожиданье... Поздней осени рыданья...
И в камине очертанья тускло тлеющих углей...
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней -
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, -
О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
"Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине -
Гость стучится в дверь ко мне".
"Подавив свои сомненья, победивши спасенья,
Я сказал: "Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, - и стук неясный
Слишком тих был, стук неясный, - и не слышал я его,
Я не слышал..." Тут раскрыл я дверь жилища моего:
Тьма - и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь - "Ленора!" - прозвучало имя солнца моего, -
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, -
Эхо - больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся - обернулся - содрогнулся, -
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.
"Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там, за ставнями, забилось у окошка моего,
Это - ветер, - усмирю я трепет сердца моего, -
Ветер - больше ничего".
Я толкнул окно с решеткой, - тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
Он взлетел - и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
"Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, -
Я промолвил, - но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?"
Молвил Ворон: "Никогда".
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало.
Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда -
Сел над дверью говорящий без запинки, без труда
Ворон с кличкой: "Никогда".
И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове "Никогда",
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, -
Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда".
Ворон молвил: "Никогда".
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной.
"Верно, был он, - я подумал, - у того, чья жизнь - Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда".
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: "Это - Ворон, Ворон, да.
Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда",
Страшным криком: "Никогда".
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
И с печалью запоздалой головой своей усталой
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я - один, на бархат алый - та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.
Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, -
То с кадильницей небесной серафим пришел сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: "Прости, мученье,
Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, -
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда".
И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты - иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, -
Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда?"
Каркнул Ворон: "Никогда".
"Ты пророк, - вскричал я, - вещий! "Птица ты - иль дух зловещий,
Этим небом, что над нами, - богом, скрытым навсегда, -
Заклинаю, умоляя, мне сказать - в пределах Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?"
Каркнул Ворон: "Никогда".
И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая!
Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,
Удались же, дух упорный! Быть хочу - один всегда!
Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь - всегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда".
И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда.
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда.
И душа моя из тени, что волнуется всегда.
Не восстанет - никогда!
Ворон
Перевод Константина Бальмонта
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
"Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне".
Ясно помню... Ожиданье... Поздней осени рыданья...
И в камине очертанья тускло тлеющих углей...
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней -
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, -
О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
"Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине -
Гость стучится в дверь ко мне".
"Подавив свои сомненья, победивши спасенья,
Я сказал: "Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, - и стук неясный
Слишком тих был, стук неясный, - и не слышал я его,
Я не слышал..." Тут раскрыл я дверь жилища моего:
Тьма - и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь - "Ленора!" - прозвучало имя солнца моего, -
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, -
Эхо - больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся - обернулся - содрогнулся, -
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.
"Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там, за ставнями, забилось у окошка моего,
Это - ветер, - усмирю я трепет сердца моего, -
Ветер - больше ничего".
Я толкнул окно с решеткой, - тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
Он взлетел - и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
"Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, -
Я промолвил, - но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?"
Молвил Ворон: "Никогда".
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало.
Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда -
Сел над дверью говорящий без запинки, без труда
Ворон с кличкой: "Никогда".
И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове "Никогда",
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, -
Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда".
Ворон молвил: "Никогда".
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной.
"Верно, был он, - я подумал, - у того, чья жизнь - Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда".
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: "Это - Ворон, Ворон, да.
Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда",
Страшным криком: "Никогда".
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
И с печалью запоздалой головой своей усталой
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я - один, на бархат алый - та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.
Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, -
То с кадильницей небесной серафим пришел сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: "Прости, мученье,
Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, -
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда".
И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты - иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, -
Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда?"
Каркнул Ворон: "Никогда".
"Ты пророк, - вскричал я, - вещий! "Птица ты - иль дух зловещий,
Этим небом, что над нами, - богом, скрытым навсегда, -
Заклинаю, умоляя, мне сказать - в пределах Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?"
Каркнул Ворон: "Никогда".
И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая!
Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,
Удались же, дух упорный! Быть хочу - один всегда!
Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь - всегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда".
И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда.
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда.
И душа моя из тени, что волнуется всегда.
Не восстанет - никогда!
jakellf
Алекссандр Аркадьевич Галич
Вьюга листья на крыльцо намела,
Глупый ворон прилетел под окно
И выкаркивает мне номера
Телефонов, что умолкли давно.
Словно сдвинулись во мгле полюса,
Словно сшиблись над огнем топоры
- Оживают в тишине голоса
Телефонов довоенной поры.
И внезапно обретая черты,
Шепелявит озорной шепоток: -
Пять-тринадцать-сорок три, это ты?
Ровно в восемь приходи на каток!
Пляшут галочьи следы на снегу,
Ветер ставнею стучит на бегу,
Ровно в восемь я прийти не могу...
Да и в девять я прийти не могу!
Ты напрасно в телефон не дыши,
На заброшенном катке ни души,
И давно уже свои "бегаши"
Я старьевщику отдал за гроши.
И совсем я говорю не с тобой,
А с надменной телефонной судьбой.
Я приказываю: - Дайте отбой!
Умоляю: - Поскорее отбой!
Но печально из ночной темноты,
Как надежда, И упрек, И итог:
- Пять-тринадцать-сорок три, это ты?
Ровно в восемь приходи на каток!
Каждый раз слышу и слезы наворачиваются...
Вьюга листья на крыльцо намела,
Глупый ворон прилетел под окно
И выкаркивает мне номера
Телефонов, что умолкли давно.
Словно сдвинулись во мгле полюса,
Словно сшиблись над огнем топоры
- Оживают в тишине голоса
Телефонов довоенной поры.
И внезапно обретая черты,
Шепелявит озорной шепоток: -
Пять-тринадцать-сорок три, это ты?
Ровно в восемь приходи на каток!
Пляшут галочьи следы на снегу,
Ветер ставнею стучит на бегу,
Ровно в восемь я прийти не могу...
Да и в девять я прийти не могу!
Ты напрасно в телефон не дыши,
На заброшенном катке ни души,
И давно уже свои "бегаши"
Я старьевщику отдал за гроши.
И совсем я говорю не с тобой,
А с надменной телефонной судьбой.
Я приказываю: - Дайте отбой!
Умоляю: - Поскорее отбой!
Но печально из ночной темноты,
Как надежда, И упрек, И итог:
- Пять-тринадцать-сорок три, это ты?
Ровно в восемь приходи на каток!
Каждый раз слышу и слезы наворачиваются...
Shai
Михаил Исаковский
Враги сожгли родную хату
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,
Героя-мужа своего.
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, —
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел..."
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой.
"Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам..."
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил — солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
"Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил..."
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.
1945
Враги сожгли родную хату
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,
Героя-мужа своего.
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, —
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел..."
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой.
"Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам..."
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил — солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
"Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил..."
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.
1945
Evgenia
Скажи, что важно для любви,
Кто скажет возраст, кто мозги,
А может быть здесь важен рост,
И к сердцу он проложит мост?
Быть может, очень важен вес,
Мускулатура, глаз разрез,
А кто-то ищет душ родство,
Чтоб понимание пришло.
Кто ценит бюст, кто цвет волос,
Чтоб был прямой, орлиный нос,
А кто-то бедер ширину,
И моды ради - ног длину!
Одни твердят, что важен секс,
Без сахара не сладок кекс,
Другие ищут, дачу, дом.
Ведь не прожить жизнь голышом!
Вот кто-то примет за любовь,
Разврат и похоть вновь и вновь,
Томленье и движенье тел,
Как "основной инстинкт" велел!
Кто ищет ласку и тепло,
Уют, парное молоко,
Заботу, по хозяйству труд,
Когда не предают, не врут.
Но идеала не найти,
На компромисс надо идти,
Искать ведь можно целый век,
А нужен просто - Человек!
Кто скажет возраст, кто мозги,
А может быть здесь важен рост,
И к сердцу он проложит мост?
Быть может, очень важен вес,
Мускулатура, глаз разрез,
А кто-то ищет душ родство,
Чтоб понимание пришло.
Кто ценит бюст, кто цвет волос,
Чтоб был прямой, орлиный нос,
А кто-то бедер ширину,
И моды ради - ног длину!
Одни твердят, что важен секс,
Без сахара не сладок кекс,
Другие ищут, дачу, дом.
Ведь не прожить жизнь голышом!
Вот кто-то примет за любовь,
Разврат и похоть вновь и вновь,
Томленье и движенье тел,
Как "основной инстинкт" велел!
Кто ищет ласку и тепло,
Уют, парное молоко,
Заботу, по хозяйству труд,
Когда не предают, не врут.
Но идеала не найти,
На компромисс надо идти,
Искать ведь можно целый век,
А нужен просто - Человек!
А мне вот , что запало
Огромный зверь придя на мой порог,
Не скребся в дверь, погреться не просился
И то что пыль и грязь со ста дорог
Принес на лапах в дом, не извинился.
Печальный взгляд, огромных умных глаз..
И морда вся седая в старых шрамах
Густая шерсть, вояка-ловелас.
Он сердце не одно оставил в ранах...
Он сильный, он проверенный в боях,
Клыки его остры, привычны к мясу,
Большие лапы вызывают страх,
Такого точно не оденешь в рясу.
А я его не сколько не боюсь
Он стал мне дорог, стал души охранник.
Ему я у порога улыбнусь,
И прошепчу: " Ну заходи,мой странник."
....Девушка очень хорошая написала.....
Это сообщение отредактировал Ded Mazzay - 13-02-2007 - 12:46
Огромный зверь придя на мой порог,
Не скребся в дверь, погреться не просился
И то что пыль и грязь со ста дорог
Принес на лапах в дом, не извинился.
Печальный взгляд, огромных умных глаз..
И морда вся седая в старых шрамах
Густая шерсть, вояка-ловелас.
Он сердце не одно оставил в ранах...
Он сильный, он проверенный в боях,
Клыки его остры, привычны к мясу,
Большие лапы вызывают страх,
Такого точно не оденешь в рясу.
А я его не сколько не боюсь
Он стал мне дорог, стал души охранник.
Ему я у порога улыбнусь,
И прошепчу: " Ну заходи,мой странник."
....Девушка очень хорошая написала.....
Это сообщение отредактировал Ded Mazzay - 13-02-2007 - 12:46
agosten
Забыли, совсем забыли о стихах Семеновой в ее романах.
Неслышные тени придут к твоему изголовью
И станут решать, наделенные правом суда:
Кого на широкой земле ты подаришь любовью?
Какая над этой любовью родится звезда?
А ты, убаюкана тихим дыханием ночи,
По-детски легко улыбнешься хорошему сну,
Не зная, не ведая, что там тебе напророчат
Пришедшие властно судить молодую весну.
И так беззащитно-доверчива будет улыбка,
А сон – так хорош, что никто не посмеет мешать,
И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой
Судьбы приговор погодят над тобой оглашать.
А с чистого неба льет месяц свой свет серебристый,
Снопы, и охапки, и полные горсти лучей,
Черемуха клонит душистые пышные кисти,
И звонко хохочет младенец – прозрачный ручей.
И что-то овеет от века бесстрастные лица,
И в мягком сиянии чуда расступится тьма,
И самая мудрая скажет: "Идемте, сестрицы.
Пускай выбирает сама и решает сама».
Неслышные тени придут к твоему изголовью
И станут решать, наделенные правом суда:
Кого на широкой земле ты подаришь любовью?
Какая над этой любовью родится звезда?
А ты, убаюкана тихим дыханием ночи,
По-детски легко улыбнешься хорошему сну,
Не зная, не ведая, что там тебе напророчат
Пришедшие властно судить молодую весну.
И так беззащитно-доверчива будет улыбка,
А сон – так хорош, что никто не посмеет мешать,
И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой
Судьбы приговор погодят над тобой оглашать.
А с чистого неба льет месяц свой свет серебристый,
Снопы, и охапки, и полные горсти лучей,
Черемуха клонит душистые пышные кисти,
И звонко хохочет младенец – прозрачный ручей.
И что-то овеет от века бесстрастные лица,
И в мягком сиянии чуда расступится тьма,
И самая мудрая скажет: "Идемте, сестрицы.
Пускай выбирает сама и решает сама».
agosten
Я всякое видел и думал, что знаю, как жить.
Но мне объяснили: не тем я молился Богам.
Я должен был жизнь на добро и любовь положить,
А я предпочел разменять на отмщенье врагам.
Воздастся врагам, мне сказали. Не ты, так другой
Над ними свершит приговор справедливой судьбы.
А ты бы кому-то помог распроститься с тоской,
Надежду узреть и о горе навеки забыть.
Ты грешен, сказали, ты книг золотых не читал.
Ты только сражаться науку одну превзошел.
Когда воцарится на этой земле Доброта,
Такие, как ты, не воссядут за праздничный стол.
Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь
Свободы и правды крупицы в душе научись…
Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч,
Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.
Я буду смотреть издалека на пир мудрецов.
Пир праведных душ, не замаранных черной виной.
И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов,
Туда соберутся однажды спасенные мной.
Но мне объяснили: не тем я молился Богам.
Я должен был жизнь на добро и любовь положить,
А я предпочел разменять на отмщенье врагам.
Воздастся врагам, мне сказали. Не ты, так другой
Над ними свершит приговор справедливой судьбы.
А ты бы кому-то помог распроститься с тоской,
Надежду узреть и о горе навеки забыть.
Ты грешен, сказали, ты книг золотых не читал.
Ты только сражаться науку одну превзошел.
Когда воцарится на этой земле Доброта,
Такие, как ты, не воссядут за праздничный стол.
Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь
Свободы и правды крупицы в душе научись…
Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч,
Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.
Я буду смотреть издалека на пир мудрецов.
Пир праведных душ, не замаранных черной виной.
И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов,
Туда соберутся однажды спасенные мной.
agosten
Веселый колдун тебе ворожил
До века не знать утрат.
Словца поперек тебе не скажи,
А скажешь – будешь не рад.
Богатство и удаль – залог удач,
А ты и богат, и смел.
А под ноги кто-то попался – плачь!
Когда ты кого жалел?
Отвага мужнин, девичья краса,
Едва пожелал – твоя!
Но все же нашла на камень коса:
Тебе повстречался я.
Тебе не поладить со мной добром,
Как водится меж людьми.
В гробу я видал твое серебро,
А силой – поди сломи!
Не будет пощады или ничьей,
Не кликнешь наемных слуг:
С тобой нас рассудит пара мечей
И Правда, что в силе рук.
Богатство и власть остались вовне:
Теперь отдувайся сам.
Кому из нас, тебе или мне,
Оставят жизнь Небеса?
В священном кругу лишь Правда в чести
И меч – глашатай ее.
Из этого круга двоим пути
Не быть. Кричит воронье.
До века не знать утрат.
Словца поперек тебе не скажи,
А скажешь – будешь не рад.
Богатство и удаль – залог удач,
А ты и богат, и смел.
А под ноги кто-то попался – плачь!
Когда ты кого жалел?
Отвага мужнин, девичья краса,
Едва пожелал – твоя!
Но все же нашла на камень коса:
Тебе повстречался я.
Тебе не поладить со мной добром,
Как водится меж людьми.
В гробу я видал твое серебро,
А силой – поди сломи!
Не будет пощады или ничьей,
Не кликнешь наемных слуг:
С тобой нас рассудит пара мечей
И Правда, что в силе рук.
Богатство и власть остались вовне:
Теперь отдувайся сам.
Кому из нас, тебе или мне,
Оставят жизнь Небеса?
В священном кругу лишь Правда в чести
И меч – глашатай ее.
Из этого круга двоим пути
Не быть. Кричит воронье.
Dracula_2000
А тема таки есть... 
agosten
А что, ее должно было не быть?
Evgenia
Юлия Друнина
ЕСТЬ В РОССИИ СВЯТЫЕ МЕСТА...
1
Есть в России святые места.
Если друг тебя в горе кинет,
Если вдруг на душе пустота,
Ты пойди приложись к святыне.
Поброди вдоль тригорских прудов,
По Михайловским ласковым рощам
Как бы ни был наш век суров,
Там все сложное станет проще.
И над Соротью голубой
Вдруг обратно помчится время.
Ты свою позабудешь боль,
Обретешь ты второе зренье...
2
Какие только не случались были -
Сравнится ль сказка с правдою иной?..
Тригорское, Михайловское были
Всего лишь селами, разбитыми войной.
И в тех аллеях, что для сердца святы,
Там, где поэт бродить часами мог,
Фельдфебель из Баварии впечатал
Следы своих подкованных сапог...
ЕСТЬ В РОССИИ СВЯТЫЕ МЕСТА...
1
Есть в России святые места.
Если друг тебя в горе кинет,
Если вдруг на душе пустота,
Ты пойди приложись к святыне.
Поброди вдоль тригорских прудов,
По Михайловским ласковым рощам
Как бы ни был наш век суров,
Там все сложное станет проще.
И над Соротью голубой
Вдруг обратно помчится время.
Ты свою позабудешь боль,
Обретешь ты второе зренье...
2
Какие только не случались были -
Сравнится ль сказка с правдою иной?..
Тригорское, Михайловское были
Всего лишь селами, разбитыми войной.
И в тех аллеях, что для сердца святы,
Там, где поэт бродить часами мог,
Фельдфебель из Баварии впечатал
Следы своих подкованных сапог...
Evgenia
Друнина
Запас прочности
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?...
Что гадать! Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
Это сообщение отредактировал Evgenia - 18-02-2007 - 19:41
Запас прочности
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?...
Что гадать! Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
Это сообщение отредактировал Evgenia - 18-02-2007 - 19:41
|
Рекомендуем почитать также топики: Эдуард Багиров... Степной волк Эсперанто - иностранный в школе Научные книги и Редакция "Стенной газеты" |