Любимые стихи

Учебники английского мусоля,
Обедая картофелем без соли,
Я жил лентяем в пасмурных местах,
Где астры пахли, рельсы изгибались,
А девушки на скорость раздевались
И я, закрыв глаза, считал до ста.

Там мельницы богов мололи долго.
Все патрули своим считали долгом
Проверить мой помятый аусвайс.
Работодатель — сволочь из колхоза —
Вытаскивал из пальчика занозу
И насыпал мне в руку мелкий прайс.

Я выходил на улицу, к киоскам,
Машинам, клёнам, платьицам неброским,
Я размышлял о чём-то и вздыхал
О брошенных и бросивших подругах.
Лилось из окон пенье Миши Круга.
Я шёл домой — невротик и нахал.

Так проходили нудные недели.
В мечтах герой, смешной дурак на деле
По городу, ссутулившись, бродил.
Считал ворон, рассматривал рекламы,
Завидовал друзьям, живущим с мамой
И был один, всё время был один.

Хвала тому, кто жил во зле и мраке,
Кто видел поножовщины и драки,
Кто всё познал, кто получил урок.
Тому, кто оживлял в потёмках слово,
От времени сурового, больного
Кто прятался, но спрятаться не смог.(с) Дмитрий Мухачёв

Редьярд Киплинг


Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.

Перевод К. Симонова

Снилось мне - у прибрежной волны
Ранен в сердце, я тихо прилёг
Навевая мне нежные сны, набегала она на песок
Снилось - мимо проходят друзья,
Веселятся, поют и кричат.
Но никто не окликнул меня...
Я молчу..
И тускнеет мой взгляд.

Чё-то Болк вспомнился... Интересно, в его времена Тараканово было такой же дырой?


Мосты сгорели, углубились броды.
И тесно - видно только черепа.
И перекрыты выходы и входы,
И путь один - туда, куда толпа.

И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, ка тесен мир
Толпа идёт по замкнутому кругу,
И круг велик, и сбит ориентир.

Течёт под дождь попавшая палитра,
Врываются голопы в полонез,
Нет запахов, цветов, тонов и ритмов
И кислород из воздуха исчез.

Ничье
беумство или вдохновенье
Круговращенье это не прервёт.
Не есть ли это
вечное движенье,
Тот самый
бесконечный
путь вперёд...

Спасибо Владимиру Семёновичу за хорошие слова.

Людмила Шарга

Памяти Беллы Ахмадулиной

Сколь это странно, продолжать дышать,
легко паря над бездыханным телом,
и вместо взмаха – по привычке – шаг,
отчаявшись, ещё пытаться сделать.

И видеть, как любившие меня,
до слёз, до исступления, до боли,
смешались с жалкой кучкою менял,
позволивших вкусить от их «любовей».

Сколь это странно, оказаться вдруг,
от страха непростительно свободной,
вторгаясь, не очерчивая круг,
куда угодно и когда угодно.

Сколь это странно – все земные дни –
без исключенья – видеть в одночасье,
где, не смолкая, голос мой звенит,
и мной свеча зажжённая, не гаснет.

А впрочем...
Что тут странного…
И боль,
и пересудов мелочных отрава,
всего лишь дань за право – БЫТЬ,
за право
собою – жить
и умереть – собой.

Стихи о любви
--------------------------------------------------------------------------------

Первая ночь
Отпечаток руки на оконном стекле
Пантомима объятий и выдохов: "Да"...
Лепестки увядающих роз на столе,
И уверенность в том, что вдвоем - навсегда.
Разговоры о снах... Сами сны - разговор
Двух сердец, двух желаний, дыханий и тел.
Взгляд твой из-под ресниц - словно выстрел в упор,
Мне расскажет о том, как ты ждал и хотел...
Растворяюсь в тебе, оставаясь собой...
Я люблю... Я любима... Сомнения - прочь!..
И, одна на двоих, нас согреет с тобой
Эта самая сладкая первая ночь-

Неждана Юрьева



В руках клубочек
В руках клубочек - нитка золотая
По пальчикам, не путаясь, скользит-
Откуда ты, нежданная такая?
Кто вдохновляет труд твой... и хранит?
Горит жар-птицей огненная пряжа,
Края сшивает лунная игла -
Один стежок- и волчья твоя стража
У ног моих доверчиво легла.
Три светлячка - скупое освещенье,
Но Млечный Путь берёт начало с них.
Ещё стежок- и снова наважденье -
У нас одно дыханье на двоих?
Сплетаются на стенах наши тени,
Игла спешит- да что это со мной?
Твои ладони, и твои колени
Сиренью пахнут белой- и весной.
А ниточка незримая не рвётся,
Наслушаюсь ли шёпота - ты мой!
Мне кажется, что даже сердце бьется
В одно прикосновение с тобой.
Кто выучил тебя такой науке?
Когда и где ты научилась шить?
Щекою тёплой ляжешь мне на руки -
Я не смогла тебя не полюбить-

Сказоч-Ник

"Пляски смерти" А.Блок.


Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день труди'тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот -
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца - к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.
В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем - изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка - дура и супруг - дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы'кой заглушон...
Он крепко жмет приятельские руки -
Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами
С подругою - она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:

"Усталый друг, мне странно в этом зале". -
"Усталый друг, могила холодна". -
"Уж полночь". - "Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена..."

А там - NN уж ищет взором страстным
Его, его - с волнением в крови...
В ее лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...
Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
"Как он умен! Как он в меня влюблен!"

В ее ушах - нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости. ..

Береза с ветром целовалась,
Манила хрупкостью своей.
Её, тревожа, ветер рвался
Увидеть наготу ветвей.

И, словно в танце, стан березки
Он нежно гнул и обнимал.
Она же, приодев сережки,
Внимала, что он ей шептал.

Был ветер сильным и упрямым.
Она податлива была.
До поздней осени до самой.
Он приходил. Она ждала.

Когда, всю ночь, дразня собою,
Последний лист с неё сорвал.
Любуясь хрупкой красотою,
Шепнул «Люблю» и вдруг пропал.

Неделю плакала березка
И дождь ей вторил невпопад.
Ей снился ветер. Речка в блестках
И ветром сорванный наряд.

И вдруг увидела, проснувшись
На ветках нежный первый снег
Вернулся ветер, чуть коснувшись,
Её ветвей, как солнце век.

Одев в нежнейшие одежды,
Укутав милую свою.
Не рвался шквалом он как прежде,
Лишь тихо выдыхал: « Люблю…»

*Алёнке*
Когда тебя со мною нет,
Весь мир становится чужой;
И я в потоке серых лет
Не верю, что еще живой.

Когда тебя со мною нет,
Печалью снежной небо сыплет,
И, задыхаясь, мой рассвет
В объятьях облака погибнет.

Когда тебя со мною нет,
Мне птицы звездный сон приносят;
В нём аромат твоих волос,
В нём ты - моя ночная гостья.

Никто не знает о тебе,
Но сон хранит твой светлый образ;
И я опять прошу в мольбе
Услышать милый сердцу голос.

Я жду давно хотя бы раз
Увидеть маленькое чудо-
Как блеск твоих прекрасных глаз
Растопит ледяное утро.

Пусть это чудо в моём сне,
И ты пройдешь улыбку пряча;
Пусть промолчишь опять в ответ-
Ты не могла тогда иначе.

Когда тебя со мною нет,
Ты ближе всех ко мне на свете.
О, сколько зим и сколько лет
Искал тебя бродяга ветер...

Отлично!!! Так романтично!!! Вы молодец!!!

+ в репку!!!

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там помянут кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него – то малина
И широкая грудь осетина.

С прошедшей днюхой тебя, Виссарионыч!

Выбирал мальчишка розу осторожно,
Так, чтоб остальные не помять,
Продавщица глянула тревожно:
Помогать ему, не помогать?

Тоненькими пальцами в чернилах,
Натыкаясь на цветочные шипы,
Выбрал ту, которая раскрыла
По утру сегодня лепестки.

Выгребая свою мелочь из карманов,
На вопрос - кому он покупал?
Засмущался как-то очень странно:
«Маме…»,- еле слышно прошептал.

-День рожденья, ей сегодня тридцать…
Мы с ней очень близкие друзья.
Только вот лежит она в больнице,
Скоро будет братик у меня.

Убежал. А мы стояли с продавщицей,
Мне - за сорок, ей – за пятьдесят.
Женщинами стоило родиться,
Чтобы вот таких растить ребят

ПРО МУЖЧИН....

Снял он обувь - стал пониже.
Снял пальто - и стал худее.
Без костюма - лоск пожиже.
Без очков - на вид глупее.
Шапку скинул - плешь наружу.
Без перчаток - руки-крюки.
Без жилета - грудь поуже.
Зубы вынул - хуже звуки.
Без портфеля - вид попроще.
Без мобильника - как нищий.
Скинул майку - вовсе тощий.
Сбрил усы - такой носище!
Посмотрела - засмеялась!
Как важна вещей опека!
Снять трусы ему осталось –
И не будет человека!!!!

Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.

И чудаки - еще такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь.
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья...

Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что "я люблю",-
То же, что дышу, или живу!

И вдоволь будет странствий и скитаний,
Страна Любви - великая страна!
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она.
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить,
Они уже согласны заплатить.
Любой ценой - и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули...

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!

Но многих захлебнувшихся любовью,
Не докричишься, сколько не зови...
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибшим от невиданной любви...

Их голосам дано сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах.
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья...

Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу - и значит, я люблю!
Я люблю - и, значит, я живу!

Не быть, а течь в удел досталось нам,
И, как в сосуд, вливаясь по пути
То в день, то в ночь, то в логово, то в храм,
Мы вечно жаждем прочность обрести.

Но нам остановиться не дано,
Найти на счастье, на беду ли дом,
Везде в гостях мы, все для нас одно,
Нигде не сеем и нигде не жнем.

Мы просто глина под рукой творца.
Не знаем мы, чего от нас он ждет.
Он глину мнет, играя, без конца,
Но никогда ее не обожжет.

Застыть хоть раз бы камнем, задержаться,
Передохнуть и в путь пуститься снова!
Но нет, лишь трепетать и содрогаться
Нам суждено, - и ничего другого.

Сергей Есенин

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот - и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.

Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта - ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились -
Значит, ангелы жили в ней.

Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,-

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

1923

Открываем новый том.