Поскольку здесь уже затронуты вопросы о куртках, сигаретах и видеомагнитофонах, надеюсь, модераторы позволят мне легкий оффтоп, который я, кстати, уберу под кат.
скрытый текст
МЫ ЖИЛИ В РАЗНЫХ СТРАНАХ
Много лет я спорил— в жизни, в сети— с людьми, которые рассказывали мне про мою страну какие то странные вещи. Я пытался что то доказывать, обосновывать, приводил цифры, воспоминания, впечатления друзей и знакомых, но они настаивали на своем. Было так,— а не иначе.
«В 1981 на центральном рынке города Новосибирска на единственном мясном прилавке рубили что то вроде дохлой лошади»,— говорил мне Петр Багмет, известный в ФИДО как «пан аптекарь».
Помилуйте, пан аптекарь! Но я жил в двух кварталах от этого рынка— и он был весьма богат! Я же там был! Так и он там был…
И меня вдруг осенило— мы жили в разных странах! Да что там, в разных странах,— в разных реальностях! И не только пан аптекарь— но немало других. Мне даже стало жалко их— в такой страшной и неприглядной реальности ОНИ жили. Уже в детском саду их били воспитатели, ненавидели и изводили другие дети, их кормили насильно мерзкой липкой кашей.
В моем садике были замечательные желтые цыплята, выложенные кирпичом, желтым по силикатному, воспитатели читали нам замечательные книжки, к нам приходили шефы с кукольными спектаклями. Были огромные кубики, с полметра, из которых можно было строить корабли и замки. Настольные игры, игрушки, куклы,— все было. А на праздники мы устраивали замечательные утренники, вылезая из кожи, чтобы порадовать родителей. Мы декламировали стихи, танцевали, пели.
ИХ же с самых детских лет посылали с шести утра стоять в очередях за молоком. В Новый год в подарках им давали маленькие, сморщенные, кислые мандарины! Но я то помню, что мои мандарины были очень-очень вкусные!
Даже дома их кормили какими то ужасными синими курами и серой лапшой. Да и сахар у них был серый, мокрый и несладкий. В школе им было тяжело и тягостно. Над ними издевались тупые учителя, в библиотеках от них прятали книги.
А в моей реальности— мне приносили новинки, с еще непросохшими штампами. Мои учителя, по большей части, были замечательные люди.
Вдобавок их почти насильно загоняли: сначала в октябрята, потом в пионеры. Всю дальнейшую жизнь куда только не загоняли,— их реальность действительно можно было только стойко переносить.
Летом я один сезон проводил в пионерском лагере, другой— с бабушкой в городке отдыха «Радуга», и, минимум раз в два года, мы ездили всей семьей в Крым, в Анапу. Море, ракушки, крабы, арбуз, закопанный глубоко в мокрый песок— это здорово!
Им— путевок не давали, их лагеря больше напоминали концентрационные, чем пионерские, городков отдыха не было.
Потом их загоняли в комсомол. В их комсомоле надо было молчать на собраниях и выполнять приказы. И были злые партийные кураторы. Если ты не слушал злого куратора— то могло случиться что то страшное. Такое страшное, что ОНИ даже сказать не могут.
Я же перевернул первое же отчетно-выборное, после чего сам оказался в комитете комсомола. И партийным куратором у нас была Лидия Аркадьевна— милейший человек.
Их с самого детства отрезали от заграницы. Им не давали встречаться с иностранцами, а если вдруг такое случалось— то забирали все, что иностранец давал бедному ребенку.
Ужас, правда? А в моей замечательной стране— были клубы интернациональной дружбы. Мы общались с американцами, англичанами, немцами. Переписывались даже. Чехи и словаки вообще были как родные. Французов, правда, не помню. А когда с транзитного самолета сняли пожилого шотландца с сердечным приступом— его не спрятали от народа в спецлечебнице, как это произошло бы в ИХ мире, а положили в ветеранскую палату к деду, и сестра бегала к ним переводить. Потом даже бандероль с какими то сувенирами пришла и которую никто не отбирал. Ведь это была не их— НАША страна.
Еще мне жалко их родителей. Они были такие хорошие, но их всегда затирали злые начальники. Денег всегда не хватало, и они искали какие то шабашки, а злые начальники им это запрещали. И работали с ними всегда плохие люди, которые все время завидовали. Родителей тоже загоняли— в партию. Один из НИХ почему то очень гордился тем, что комбайны, изобретенные его папой, очень плохо работали. Хотя папа был очень талантливый.
Моя мама тоже была очень талантливая. Но ее «изделия» почему то работали, и я гордился этим. Наверное, потому, что это было в другой стране. А начальник у нее был «жук», но это скорее было похвалой. Он был чернявый и очень хитрый— я хорошо его помню. Еще мама была изобретателем и писала статьи. Причём ее за это не наказывали, а наоборот— платили деньги. И почему то в партию ее никто не загонял.
Вдобавок ИМ врали. Все. Газеты, радио, телевизор, учителя. Даже родители. Одна девочка спросила папу, почему он слушает Аркадия Северного,— ведь это враг? А папа ответил: потому что врага надо знать в лицо. А сам просто его любил, этого Северного. Еще этот папа рассказывал, что во время Олимпиады его заставляли прислушиваться к разговорам с иностранцами и «докладать куда надо», а, при возможности, разговоры сводить к правильным. Но веры ему уже не было, правда?
Став старше, я заметил, что реальности разошлись не в момент моего рождения. В ИХ стране кабанчика приходилось резать ночью, чтоб не забрал комиссар… А в моей в это время уже и комиссаров то не было.
ОНИ жили в какой то странной «верхней вольте с ракетами»— а мы в великой мировой державе.
Даже Великая Отечественная Война у нас оказалась разной. В их реальности— врага «завалили мясом», воевал некий странный субъект под названием «простой мужик». Коммунисты отсиживались в тылах. Все. Поголовно. На одного убитого немца приходилось четыре, а то и пять убитых «простых мужиков». Но «простой мужик» таки победил. Вопреки всем. И коммунистам в тылу, и Жукову, который спал и видел, как побольше «простого мужика» извести. И командирам, которые могли только пить трофейный шнапс, добытый «простым мужиком» и развлекаться с ППЖ. А особенно— вопреки лично тов. Сталину. Танки у нас были плохие. Автоматы плохие. Самолеты плохие. Но только те, которые наши. Союзники поставляли нам хорошие. Вот именно хорошими танками «простой мужик» и победил. Но злой Сталин забрал у «простого мужика» все плоды победы, а самого «простого мужика» посадил в ГУЛАГ. Такой он был нехороший.
В моей реальности— тоже была война. Но в ней воевали все. И партийные и беспартийные. Все советские люди— кому позволяло здоровье и возраст. И даже кому не позволял— шли воевать тоже. Коммунист дед Иван Данилович, до войны— сельский учитель, погиб при прорыве у местечка «Мясной Бор».
Коммунист дед Федор Михайлович Гаврилов, до войны— директор школы, прошел всю войну, был ранен, награжден орденами и медалями. Потери на той войне были страшными. Но именно потому, что враг не щадил гражданское население. А солдат погибло почти столько же, сколько у врага и его союзников вместе на восточном фронте. Потому, что воевали хорошо— и быстро учились. И была техника, которую производила наша, советская промышленность. Отличная боевая техника. Было тяжело— но моя страна победила.
Нас волновали мировые проблемы. Мы— жили, строили, учились, думали о будущем.
ОНИ же думали, как свалить эту мерзостную систему. И, что самое страшное,— свалили. И тут реальности на короткое время пересеклись— потому что исчезла и моя страна. Мы, те, кто был в ней счастлив— даже не подозревали, что свое счастье нужно защищать, держаться за него зубами и ногтями. Вот и не защитили.
Нс дальше наши миры вновь разошлись. У НИХ настало счастье— ведь появились бананы, колбаса, женское белье и свобода.
У нас же началась полоса трагедий— разваливалась наука, производство, вчерашние союзные республики охватил огонь распрей и войны, в котором бывшие советские граждане убивали бывших же советских. Старики остались без защиты и гарантий.
Но это уже совсем другая история. (с) автора не знаю, к сожалению.